На людных улицах уже цепочкой раскидывались дружины по борьбе с паникой, освобождая мостовые для движения машин, и зеленые автомобили ПВО ныряли по улицам, скидывая у домов на руки ожидающих жителей груды брезентовых мешков с противогазами.
Организация обороны охватывала город, и каждый вырванный из паники моментально погружался в работу, целиком отдаваясь ей. Поэтому гудящий кремлевский автомобиль с маленьким возбужденным седоком без фуражки с растрепанными волосами, в круглых очках, съехавших на нос, беспокойно метавшимся в машине, не привлек ничьего внимания.
Беспрерывно прыгая, волнуясь, оглядываясь кругом, пытаясь даже на ходу делать какие-то вычисления, он был совсем не похож на человека, в руках которого находится судьба многомиллионного города. Но тот неистощимый запас живой энергии, который чувствовался в нем, невольно передавался другим, захватывая его спутников. Уже в пути он горел работой. Распоряжения сыпались из его уст.
— Товарищи! Будьте добры, сойдите, позвоните по телефону. Справьтесь, высланы ли грузовики на завод. Потом напомните, чтобы все химические самолеты были готовы и вылетали, как получат груз. Кстати, позвоните еще раз на завод. Пусть вызовут все смены рабочих. Велите, не ожидая меня, развозить катапульты. Схема есть у них.
Очевидно, маленький инженер работал не только сам, но умел заставить работать и других.
Едва успела машина, проскочив заставу, выбраться на лакированный асфальт загородного шоссе, как шум моторов донесся из темноты.
Из мрака ночи, приближаясь, росли навстречу какие-то силуэты. Маленький гусеничный трактор, пыхтя, тащил большую черную машину, длинной трубой вытянувшейся в небо.
Маленький гусеничный трактор, пыхтя, тащил большую машину.
Быстро проехали они мимо целого транспорта таких машин.
— Шесть, — отметил военный и сразу услышал детский восторженный голос Корнева.
— Молодцы, работает. Уже выехали. Только бы не подкачали наши машинки. Ведь первый опыт.
Человек с наганом обернулся. Хотел расспросить подробнее, но не успел.
В темноте загорелись огни, машина въехала во двор. Прямо из темноты к подножке бросилась фигура.
— Иван Аркадьевич! Наконец-то! Я без вас все уже выполнил. Машины отправлены. Грузовики на аэродроме. Дал 50 тысяч килограмм последней марки С84. Сейчас отправляю машины в центр.
— Как атмосфера? — напряженно спросил Корнев.
— Сейчас метеорологическая станция сообщила. Влажность минимальная. Ветер стихает. На двухстах метрах 3 м/с, к 500 повышается до 4 метров.
— Хорошо бы удержалось так до утра. Пойдемте, поговорим.
Корнев слез с машины.
В маленькой тесной комнате конторы было жарко.
На большом чертежном столе лежала карта Москвы, размеченная точками и заштрихованная в разных направлениях.
— Вот наша дислокация, смотрите, — обернулся маленький химик и наклонился, поднимая на лоб круглые очки. — Мы ставим наши машины по кольцу Садовой на площадях. Шесть в центре. Район, который они захватывают, около 19 1/2 тысяч десятин. Больше взять невозможно. Остальное на обязанности аэропланов. Одну машину мы оставили здесь. На всякий случай, для заплат, так сказать…
Снова, прерывая, в углу затрещал телефон. Корнев, оторвавшись от карты, снял трубку:
— Алло! Алло! Химоборона? Говорит начштаба воздухфлота. Получено сообщение. Поляки, после полуторачасовой битвы, прорвались под Можайском. Наши части больше держаться не могут и отступают.
— Хорошо! — бросил Корнев. — А сколько еще могут задержать наши силы врага?
— Начальник сообщает, что положение тяжелое. Самое большое наши продержатся еще минут 30–40.
— Так, значит, через час ждать гостей здесь. Ладно.
Корнев повесил трубку. Глаза его заблестели. Голос зазвучал новыми нотками. Он несколько раз бросил бровями очки, привычным нервным жестом.
— Ну что ж. Выходит, одни мы остались. Давайте начинать.
Все трое снова вышли на двор.
Мимо темных корпусов, мимо складов, где копошились темные тени и фыркали моторы, вышли на заводской двор.
Посреди, на желтом песке, едва освещенная наспех проведенной лампой, стояла машина с поднятым жерлом, такая же, как встреченные на дороге. Около суетились темные фигуры рабочих, укрепляя последние гайки.
Корнев узнавал людей в темноте. Ласковым голосом окликал работающих…
— Ну что, Михеев, как дела?
— Все в порядке, — ответили из темноты.
— Придется наши штучки прямо без опытов в дело пускать.
— Ничего, не подгадят, — любовно ответил голос. — Хорошо, что на опыты, за город, как собирались, не увезли.
— Да, хорошо, — согласился Корнев, — испытаем в деле. У тебя все готово?
— Готово, — ответил невидимый Михеев. И вместе с ним из тьмы, но с другого конца, от конторы, другой голос крикнул:
— Тов. Корнев! Из районов звонят. Машины прибыли и начали действовать.
— Ну, все готово, — вздохнул маленький химик, в темноте бровями подкидывая очки, что, очевидно, служило у него признаком волнения.
— Давай пробный. На максимальную высоту.
Фигурка Михеева, наклонившись, потянула рычаг. Машина дернулась, лязгнула частями, что-то, рассекая воздух, со свистом метнулось вверх.
Прошло несколько секунд. В темноте неба сверкнул огонек, и слабый звук разрыва донесся на землю. И тотчас в этом месте начали гаснуть звезды, точно кто-то невидимый гасил их одну за другой, оставляя большую черную яму на фоне блестящею звездами неба.